Кадр из фильма «Сядь за руль моей машины»
31 марта в прокат выходит оскароносный японский фильм «Сядь за руль моей машины». О том, почему эта тихая трехчасовая драма, экранизация рассказа Мураками с чеховскими мотивами, – лучший фильм года и лучший фильм вообще – в нашей рецензии.
Текст: Иван Киляков
«Сядь за руль моей машины» – кино о монологах – и само устроено как хитрое сплетение голосов, десяток разных историй, слившихся в одну. Сюжет, который при просмотре кажется парадоксально гармоничным, при попытке его воспроизвести неизбежно распадается на никак вроде бы несвязанные фрагменты. Один – про то, как театральный режиссёр Юсукэ (Хидэтоси Нисидзима) ставит «Дядю Ваню» для фестиваля в Хиросиме, ищет актеров, встречает старых знакомых, пытается показать молодым и не очень артистам, как чеховский текст описывает и их жизнь тоже. Второй – про то, как он добирается до репетиций: по контракту с театром Юсукэ не может сам водить свою машину, поэтому вынужден ездить с Мисаки, молчаливой и весьма, кажется, далекой от театра девушкой. Третий – про то, как Юсукэ, овдовевший два года назад, пытается пережить смерть любимой, но неверной жены, и как ему это раз за разом не удается. Четвертый – то развивающаяся параллельно повествованию, то как бы комментирующая нарратив внутри нарратива экранизация «Дяди Вани». Каждого из этих подсюжетов хватило бы на отдельный фильм, но Хамагути с поразительным уровнем мастерства объединяет их в одной картине, начинающейся к тому же с совершенно пижонского, по европейским меркам, сорокаминутного пролога.
Картина Хамагути – дальний родственник «Крика». Это тоже, как и фильм Уэса Крейвена, постмодернистское полотно, исследование связи текста и контекста, только вместо, собственно, крика в этой медитации на хаос бытия звучат сдавленные стоны и тихие всхлипывания, а медиумом, способным как-то транслировать потерянность героев, оказывается чеховский текст. Как в «Крике» человеческая глупость и мировое зло принимают форму подросткового хоррора, так в картине «Сядь за руль моей машины» проводником смыслов, единственным способом отрефлексировать свою жизнь, становится «Дядя Ваня». Он, подобно классическим фильмам ужасов, предстает медиумом довольно страшным: обратившись к нему, отдать себя нужно до конца. Актер, играющий дядю Ваню, в общем, обречен повторить его судьбу, только уже не в глухой деревне, а в мире национального государства, где боль, гнев и раскаяние определены соответственно гипотезой, диспозицией и санкцией правовой нормы.
Кадр из фильма «Сядь за руль моей машины»
Один из ключевых сюжетов фильма – попытки Юсукэ отказаться от роли дяди Вани в собственной постановке. Он всегда играл его сам, но сейчас опасно к нему близок – кажется, что и играть бы не пришлось, – оставшись без жены, любви, цели, Юсукэ как бы стал чужим в собственном нарративе, поэтому в его отказе от главной роли чувствуется и попытка избежать ответственности за свою жизнь, выступить в ней не актором, но наблюдателем. Хотя разница между ними скорее иллюзорная: один монотонно зачитывает непонятный текст Чехова, второй без выраженного интереса слушает.
Это вообще кино о людях, которые, казалось бы, и не могут услышать, понять, узнать друг друга – японцы и корейцы, интеллигенты и рабочие, театралы и тв-звезды, молодые и старики. Коммуникация героев осложняется и тем, что постановки Юсукэ – мультилингвальные, поэтому в его версии «Дяди Вани» Елена Андреевна изъясняется на китайском, Войницкий – на японском, а Соня (фантастически выразительная Соня Юань) и вовсе – на корейском жестовом языке. Кино Хамагути, как и спектакль Юсукэ, – сборник монологов не понимающих друг друга собеседников, где каждый пытается – сбивчиво, не находя слов или смысла в них, – рассказать свою историю, пока кто-то рассказывает свою. Когда уже кажется, что никто никого не услышит, все останутся при своем, что все видят разное и совсем о разном говорят, случается финал – пронзительный, фантастически снятый, в котором все герои видят одно. Сталкиваясь с чистым страданием, они вдруг совсем и навсегда понимают друг друга – а как тут не понять? Кино о невозможности коммуникации неожиданно оказывается фильмом о самом подлинном контакте – с душой.
Показывая накал противоречий, столкновение противоположностей, Хамагути умудряется – совершенно магическим способом – снять фильм не просто примиряющий или успокаивающий, но и дающий надежду. Притом надежду эту ничто, казалось бы, не оправдывает: финальный беззвучный монолог чеховской Сони, сыгранной немой актрисой, ведь предлагает разве что утешение уровня «отоспимся в гробах». Однако в этом молчаливом принятии судьбы, понимании того, что изменить ничего нельзя, жизнь бессмысленна, смерть неизбежна, есть что-то гораздо более значительное и возвышенное, чем в любой попытке доказать обратное. Растворяясь в тексте Чехова, Хамагути возрождает старый нарратив – в котором человек еще определяется не по его принадлежности к государству, культуре, колонне, а по отношению к вечности. И всё, что было, как (совершенно по-чеховски) кажется, было зря. И, в общем-то, да, но на самом деле нет. Такая неопределённость – черта не только жизни, но и фильмов Хамагути, в которых смирение с неизбежным соседствует с верой в счастье, а ощущение фатальности – с надеждой. Кажется даже, что японский автор единственный из всех современных режиссёров способен, смотря на кровоточащую после открытого перелома рану, показать здоровую плоть и ни в чем при этом не соврать – ни себе, ни зрителям.
Кадр из фильма «Сядь за руль моей машины»
Однако не стоит думать, что Рюсукэ Хамагути – человек с улыбкой автора детских книжек – какой-нибудь дешевый фокусник, торговец утешениями. Нет, ведь под мелодраматической оберткой его фильмов скрываются истории о ложных воспоминаниях, утраченных мечтах и разрушенных иллюзиях; о мире, где единственный способ коммуникации – наспех разорванные объятия, а единственный способ выжить, дотянуть до титров, добраться до дома – заглянуть внутрь себя, попытаться увидеть должное в сущем, порядок в хаосе, жизнь в существовании.
«Сядь за руль моей машины» – история о попытках справиться с горем, таким же, в сущности, случайным, как счастье. О том, как найти себя в чужом нарративе и свое место в таком же чужом мире. Этот фильм не то чтобы возвышает, но показывает, что жизнь может быть похожа не только на плохое кино, но и на великую, разыгранную по нотам трагедию, а значит, и жить можно достойно. А это для наших широт редкое, и оттого еще более ценное, открытие.