«Доводы рассудка», часть четвертая: Джейн Остин эпохи твиттера

Контекст
В 2020 году было объявлено, что спустя 15 лет после выхода последней экранизации нас ждут сразу два фильма: версия Нетфликса с Дакотой Джонсон и версия Fox с Сарой Снук (примечательно, что обе выбранные актрисы — не британки). Впрочем, вторую вскоре отменили именно из-за боязни студии провалиться с повтором — ведь всем известно, что никакого особенного внимания экранизации Остин у зрителей не вызывают и снимают их на сдачу от Миссии невыполнима, не правда ли.
Трейлер вышел месяц назад на ютубе и вызвал не просто живой интерес, а бурю обсуждений в твиттере, причем такой силы, что потопили бы и Змея, и Лаконию (4 миллиона просмотров, 4.5 тысячи комментариев за 3 недели в ютубе). Да что там твиттер и ютуб: уважаемые издания писали о том, что новая экранизация, судя по всему, возмутительно вольно обходится с текстом Остин, и даже обвиняли миллениалов в том, что они разрушили костюмные драмы (на что колумнист Метро отвечал, что все нормально с вашей Остин).

А незадолго до премьеры и сразу после пошел поток разгромных рецензий, обвинявших создателей во всех смертных грехах и буквально предлагавших отправить их за решетку. Я не так остро воспринимаю любые попытки разобрать и собрать заново канон, даже если это любимые книги, а собрано так, что остаются лишние детали, и просто хочу посмотреть, что получилось, а что совсем не удалось в новой версии, и предложить тем, кто уже видел её, обсудить.

Дисклеймер
Это первая экранизация Остин, снятая по принципам color-blind кастинга, и я отмечаю это как факт, который для кого-то из зрителей может оказаться препятствием к просмотру или внезапным шоком. Для меня это просто очередная ступень в истории кино: то, что давно является нормой в театре (где когда-то и женщин на сцене не было), стало появляться в фильмах, включая самые консервативные, то есть экранизации и костюмные драмы. Актеры и актрисы вне зависимости от происхождения на равных участвуют в кастинге, и вам не нужны комментарии и объяснения, откуда взялся этот аристократ азиатского происхождения — просто актер был лучшим выбором и всё. И заодно замечу, что если создатели хотели найти наилучший способ впервые ввести people of color в каст экранизации Остин так, чтобы это не было гвоздем программы, то им это удалось — последнее, о чем подумает зритель этого фильма, так это о цвете кожи героев.

Начало
Первые 6 минут фильма это буквально всё, везде и сразу: историю семьи Эллиотов о героях и неудачной помолвки героини мы узнаем от неё самой. Энн без слов прощается с Фредериком, а затем поворачивается к камере, рассказывает о родных, показывает, как живет сейчас (алкоголь и горячие ванны со слезами), и как их настигает внезапное банкротство — входит ФБР с ордером на обыск, простите, кредиторы, которые начинают выносить мебель и отбирают печенье у Элизабет. Безрадостная жизнь в кругу чужих по духу людей, которая заканчивается унизительным разорением и отъездом, преподносится с черным юмором и самоуничижением. Очень актуально для Элизабет Беннет, у которой ещё есть основания для оптимизма, но довольно бесчувственно для Энн Эллиот, чьи возраст, неприкаянность и отсутствие денег напоминают нам обстоятельства жизни самой Джейн Остин.

Энн
Героиня постоянно общается со зрителем — от мимолетных взглядов и безмолвных гримасок до полноценных рассказов о прошлом. Одна из первых сцен, когда Эллиоты и их гости сидят за столом фактически реконструирует любой ужин сериала Флибэг: вот отверженная дочь поднимает брови в камеру, а вот её эмоционально глухие родные и потенциальная мачеха, женщина редких душевных недостоинств.

Удивительно, но Дакота Джонсон едва ли не лучшее, что могло случиться с героиней при этом сценарии: она застенчиво обаятельна, а её игра свободна и полна нюансов. Да, эта Энн красивее, моложе и бодрее своих предшественниц, но сценаристы вручают ей бутылку вина в любой непонятной ситуации и заставляют мучиться от похмелья (нет ли здесь романтизации алкоголизма, вот вопрос). Иногда это приводит к очень современным последствиям: например, оба дома Мазгроувов стоят на расстоянии едва ли 100 метров, Энн в тоске и с бокалом наблюдает за приемом из окна и скоро, не выдержав, кричит из окна «Фредерик!». В самом деле, кто не пытался позвонить бывшему в трудный момент.

Впрочем, в этой трактовке героиня социально неловкая не только из-за алкоголя: может рассказать странный сон, когда все тягостно молчат во время визита, а за ужином у Мазгроувов внезапно выпаливает, что до брака с Мэри Чарльз сватался к ней — в романе этот почти-секрет выплывает в разговоре капитана и Луизы во время прогулки, важный кусочек общей мозаики, свидетельствующий, что Энн отвергла не только капитана, но и гораздо более выгодного кандидата в мужья. Вместо этого на прогулке Энн подслушивает другой секрет: мнение Уэнтворта, считающего, что она такая же гордая и надменная, как её сестра, которая не хочет зайти в дом, где меньше пяти слуг. В довершение как раз в этот момент она ищет укромный уголок у дерева и попадает в унизительную ситуацию, из которой с трудом выпутывается, а затем ещё и падает.

Темное чувство юмора Энн, её безжалостные наблюдения за родными и обращения к нам, словно делают её одновременно и героиней истории, и автором, комментирующим происходящее, и олицетворением несведущей зрительницы, которая недоумевает, зачем то или это, когда можно жить проще.

Фредерик Уэнтворт
У Козмо Джарвиса получился совершенно новый капитан Уэнтворт — в нем нет груза опыта, как в Хайндсе, нет красоты и лоска Пенри-Джонса, нет искушенности Брайана Маршалла. Зато он добр, обижен, обаятелен, искренен и потому часто так же неловок, как и Энн: этот капитан находится в центре общего внимания скорее благодаря статусу богатого холостяка, чем способности рассказать компании увлекательную историю. А в изначальном изображении идеального романтического героя появляются мелкие трещинки, когда Энн начинает перебирать старые письма и вырезки из газет, локон капитана и внезапно локон коня, почти заставляя зрителя вспомнить сатирическую комедию Le Retour du héros. Впрочем, пойти в этом направлении авторы так и не осмеливаются.

Фильм предлагает капитану и Энн регулярно оставаться наедине, что подрывает драму истории: герои в романе могли разговаривать между собой, но это всегда было счастливой случайностью, а неподалеку оставались свидетели. Читателю приходилось долго гадать, как именно Уэнтворт теперь относится к Энн, тогда как капитан Джарвиса почти постоянно следит взглядом за героиней Дакоты Джонсон и всячески выдает любовное томление. При новом положении вещей герои должны были прийти к взаимопониманию гораздо раньше, и сценаристы словно понимают, что чего-то важного не хватает, поэтому пытаются компенсировать, обострив выбор капитана, — теперь ему нужно жениться или снова уйти в море немедленно, и всё это до субботы, а тут коварный мистер Эллиот плетет свои сети.

Временами капитана настойчиво продвигают к феминизму, но героев Остин нет нужды заставлять произносить современные программные заявления, за них говорят их поступки, которые стоят намного больше этих репостов вслух. Здесь капитан говорит, что всегда держал в уме, как она поступила в бы той или иной ситуации, сожалеет, что она не могла бы стать адмиралом, и извиняется, что пытался защитить её от мистера Эллиота и вел себя покровительственно. (Продолжая это очень осознанное и очень полезное общение, Энн дает советы капитану, как говорить с родителями Луизы — практически озвучивая пособие офицера полиции по работе с семьей жертвы.)

Изменения сюжета
Очень осенний роман стал очень летним фильмом с буйством красок, зелени и цветов. С учетом цветущей внешности Дакоты Джонсон можно легко забыть, что это история второго шанса, история надежды, которая не умирает даже тогда, когда её ничто не питает. Зато Энн в этом летнем лесу с удовольствием играет с племянниками в Марию-Антуанетту и революционеров, и здесь — из всех экранизаций! — появляется та самая сценка, в которой капитан приходит ей на помощь и прерывает заигравшихся детей. Впрочем, её смысловой вес снижается, так как герои наедине, а не вынуждены находиться в одной комнате, окруженные ничего не подозревающими родственниками.

Финальное чтение письма упускает возможность озвучить его голосом капитана: Энн плачет, а потом зачитывает нам его в камеру. Если уж подражать Флибэг, то хорошо бы помнить, что в такие минуты ей было совсем не до нас, и в момент сильного эмоционального подъема героине стоило бы забыть про зрителей. С другой стороны, в финале после поцелуя показано прекрасное долгое объятие, которое без слов говорит об Энн и Фредерике, столько лет тосковавших без родственной души, без ближайшего друга рядом.

Крупные перемены настигли функциональных героев второго плана: линия миссис Смит полностью выброшена, равно как и история про блудного сына Мазгроувов, что изрядно обедняет обоих главных героев, их способность к бескорыстному участию в других. Зато Луиза берется устроить брак Энн и капитана, но в итоге влюбляется сама, осложняя положение Энн, которая искренне желает ей счастья. Мистер Эллиот сразу признается в своем замысле насчет сэра Уолтера и миссис Клэй, Энн удивляется его открытости, и тогда он подхватывает: освежает, не правда ли?
Мне кажется, эта фраза могла бы быть слоганом всего фильма.

Современный язык и проблематика
Многие диалоги максимально модернизированы: так миссис Клэй радостно нахваливает перспективы семьи в Бате, отмечая, что «если в Лондоне ты пятерка, то в Бате десятка», в это время Энн разворачивает письмо от Мэри Мазгроув с грустным эмодзи в конце. Тяжелее всего зритель воспринимает стремительное упрощение ключевых цитат: «Не было здесь двух сердец столь же открытых, вкусов столь же общих, чувств столь же согласных и столь же ненаглядных двух лиц. И вот они чужие; нет, хуже еще, чем чужие, ибо им сойтись не суждено. Это отчужденье навеки» здесь превратилось в «Мы хуже, чем бывшие, мы друзья».
После первой неловкой встречи с Фредериком, Мэри напоминает Энн про усы из джема, та закрывает глаза и почти произносит заветное fuck.

А Крофты сразу решают сватать Энн и Фредерика, но при этом миссис Крофт (совсем как идеальная современная тетушка) оговаривает, что незамужняя женщина — это не проблема, требующая решения. Смелое утверждение для героини Джейн Остин, чьи истории строятся вокруг того, как эту самую проблему решить правильно.

Второй план
Здесь Мэри Мазгроув единственная абсолютно каноничная героиня, следить за которой — чистое удовольствие. Её манерное гримасничанье и лукавство у всех на виду украшают диалоги с Энн, которая временами почти издевается над Мэри и показывая, насколько та не расположена слушать, что говорят, отвечает ей на итальянском случайными фразами (что не совсем странно, учитывая, что в романе она переводила с листа оперу для мистера Эллиота). В конце Мэри практикует осознанность и ищет причины для радости по совету врача (наверняка в инстаграме посоветовали), но модернизация этой героини происходит абсолютно естественно.

Генри Голдинг отличный мистер Эллиот, который буквально за пару реплик может обаять и увлечь, оставляя при этом смутное ощущение обмана. Ричарду Э. Гранту, кажется, не хватает времени, чтобы явить сэра Уолтера в полном блеске его возможностей, но и за это время он успевает запомниться больше, чем многие его предшественники. То же происходит и с капитаном Харвиллом Эдварда Блюмела, который просто чудом цепляется за край сюжета и в двух сценах пытается остаться в нем как понимающий и мудрый друг. Никки Амука-Берд очень каноничная леди Расселл, особенно до тех пор, пока создатели не раскрывают её тайную жизнь в Европе, Крофты мимолетны, барышни Мазгроув вызывают самую искреннюю симпатию, у Элизабет так же мало времени, как и у её батюшки, а траектория персонажа в общих чертах повторяет Мэри.

Костюмы и поместья
Потратив столько времени на комментарии работы художников в предыдущих экранизациях было бы несправедливо совсем ничего не сказать о стиле новой версии. Однако и прически, и костюмы героев вполне привычно продолжают общий тренд на мягкую модернизацию регентства, разве что атласные сюртуки с флористическими узорами сэра Уолтера кажутся сшитыми у портного мистера Вудхауса в недавней Эмме. Никакого архитектурного порно, акцента на роскошных особняках или обжитых домах попроще здесь нет, а интерьеры показаны постольку поскольку все мы любим красивое и чашечки.

Визуально фильм в принципе наследует двум другим экранизациям, каждая из которых произвела фурор и имеет свою армию поклонников: Гордости и предубеждению Джо Райта и Эмме Отэм де Уайльд, но при этом остается гораздо более лаконичной версией, новаторство которой коснулось в большей степени языка и сюжета, чем платьев.

В итоге я очень надеюсь, что все усилия создателей по модернизации окупят себя, и им удастся подарить Джейн Остин самым юным зрителям, и они откроют роман впервые именно благодаря Дакоте Джонсон. Но трудно не жалеть о том, что у нас не будет возможности сравнить её с Сарой Снук, и не продолжать надеяться — когда надежды никакой уж нет — на фильм, который сможет, наконец, в полной мере перенести эту прекрасную книгу на экран.

семья